Они съедают наших рыб, а мы должны с этим мириться! И не только рыб. Сом, шумно хлюпая, проглотит и утенка, он даже белку, за какой-то надобностью решившую переплыть речку, схватит и съест. Видали, какая у него пасть? А если такой живоглот поселится у бобровой плотины – в оба гляди за малышами!
Сом и судак, щука и тунец, окунь и пеламида – они просто не могут без этого.
Жерех, отчаянная голова, вихрем налетает на стаю мелочи, бьет направо-налево хвостом. Выпрыгивает из воды, шлепается, не боясь ушибов, шумит, словно буйнопомешанный.
В ужасе рассыпается стая, вода кипит, и вот уж поплыли вниз по течению оглушенные рыбки. Тогда охотник разворачивается, занимает удобную позицию и начинает вылавливать потерявшую способность к бегству и сопротивлению добычу. Этот способ охоты называют “бой жереха”.
Добычливость коллективной охоты влечет к объединению многих хищников. Тунцы, рыская по морям-океанам, всегда не прочь слить усилия двух или больше компаний. А как нагонят мирный косяк сардин, с истинным хладнокровием окружат с боков и снизу – так, чтобы он оказался припертым к воздуху, как к стене. Затем сдавят, как бы выжмут из него лишнюю воду, и уж после этого примутся пировать. И пируют на тризне сардин, сколько захочется.
Даже сомы, убежденные отшельники, ради поживы согласны терпеть тесноту сообществ, да какую! Весной, когда вместе с полой водой скатываются вниз по рекам миллионы и миллионы мальков разных рыб, сомы, выбрав местечко, где река поворачивает и течение как бы сжимается на нешироком участке, лежат там наподобие поленницы, штабелем, настоящую запруду сами из себя строят. Пасти разинуты навстречу течению – и хватают, хватают будущих сазанов, плотвичек и вобл. Сколько их тут губят!
Хлюпанье, чавканье, плеск, бульканье. Трутся друг о друга ненасытные и так увлечены, что можно подойти и потрогать их палкой – сомы и внимания не обратят.
Щука и окунь – безобидные скромники в сравнении с сомом! Кстати, насчет щуки и окуня. Припоминается занятный, хотя, может быть, и нетипичный случай, происшедший в маленькой речке русской равнины, которая спокойно бредет сквозь леса, а порой, нырнув в мохнатый рукав, образованный сплетением прибрежных кустарников, выступает в поле.
В жаркий полдень стайка верховок резвилась в насквозь просвеченном солнцем крохотном участочке реки…
И она появилась, изящная, тусклоглазая, с острым рылом. Щука. (Для сведения рыболовов: шестидесяти сантиметров от головы до хвоста)
Она приплыла с верховьев, чрезвычайно спокойная, по-хозяйски неторопливая. И хотя признаки отчаянного аппетита ясно проглядывали в лисьих чертах, это зловещее создание не выразило никакого намерения заплыть в битком набитую верховками бухг точку. А оттуда, верно, ей слышался настоящий детсадовский галдеж…
Приткнулась к какой-то коряге, торчавшей на дне, как бы спряталась за нее, хотя это было весьма призрачное укрытие. Рылом нацелилась точнехонько на шумливое сборище, а ведь видеть верховок не могла, потому что они были скрыты густым массивом водорослей.
Это была явная засада. Только на что же она надеялась? Верховки не собирались покидать свой уютный уголок, и не похоже, чтобы это им понадобилось: с утра там толклись, верно, хватало им и корму и простору.
На несложный маневр щуке понадобилось несколько минут, затем на сцене появилось еще одно хищное рыло: здоровенный горбач, редчайший для тех мест экземпляр.
Окунь следовал оттуда же, откуда и щука – с верховьев, – сделал широкий полукруг на пустом пространстве перед бухточкой верховок и направился прямо в нее.
Его появление произвело ужасную сумятицу. Засверкали на солнце выпрыгивающие рыбешки, брызги полетели во все стороны. Это длилось мгновенье. Затем утихло; окунь остался полновластным хозяином без труда захваченной территории. Не сделав еще ни одного резкого движения, он вошел в водорослевый массив, всосавший в себя стаю, и начал неспешную погоню, которая напоминала больше неторопливое движение пастуха за стадом, пасущимся в лесу.
Но двигался он в сторону щуки! Через полминуты головные “скотинки” стада появились на окраине полноводной чащи, в каком-нибудь метре от засады. Последовал бросок. Столь молниеносный, что невозможно было рассмотреть его подробности.
Окунь больше не показался на открытом месте, и поэтому, какова его доля трофеев в этой совместной охоте, осталось тайной.
Обитатели коралловых рифов красавцы груперы нашли себе союзников – пеликанов (сами рыбы стай не образуют).
Приметив косяк селедочки – небольших, похожих на сардин рыбок, – груперы терпеливо слоняются поблизости, ждут пеликанов.
Когда шумные, деловитые птицы прилетят и устроят среди селедочек настоящее побоище, приступают к охоте и груперы: ловят отбившихся. Предполагается, что разбойничье содружество выгодно и пеликанам.
Зоркие, как и все птицы, они с высоты хорошо разглядят ярких своих партнеров по охоте, поймут, что там и селедочки.
Другая жительница коралловых рифов, изящная рыба-флейта, подкрадывается, прячась за какую-нибудь рыбу, хотя бы за групера. Этак за расписной ширмой подберется к жертве, а потом выскочит – и цап!
Амурский уроженец ротан, рыбешка небольшого размера, но вполне разбойничьего телосложения – один огромный рот, послуживший причиной прозвища, чего стоит! – ротан не нуждается ни в каких укрытиях.
Притворяясь обгоревшей палкой ротан, случайно выпавшей из рыбацкого костра (а это у него получается настолько ловко, что к нему прилипло и второе название – головешка-ротан), поплывет так медленно, что движение незаметно.
Как только до карася останется расстояние, которое можно преодолеть одним броском, ротан оживает. Мелькнет черная молния – и погибнет золотобокий мгновенной смертью.
Сейчас ротан с сокрушительной методичностью осваивает один подмосковный пруд за другим, во всякой мало-мальской луже поселяется, и охотничий талант ротана серьезно угрожает беднягам карасям.
Как бы их всех ротан не вытеснил…
Удивительные рыбы. Эти удильщики!
Рыбу-черт знали еще античные натуралисты, описывали его и многие средневековые естествоиспытатели. Странная рыба поразила людей своим искусством приманивать добычу. На огромной голове рыбы-черт растут три длинных, похожих на щупальца придатка (видоизмененные лучи спинного плавника). Первый похож на удочку с приманкой на конце.
Рыба-черт затаится в водорослях, между камнями и дышит тихо, редко, выставит наружу только щупальце-ус. И шевелит им. Плывет мимо рыба, и ей кажется, что это червяк извивается. Она подплывет поближе, чтобы его съесть. Тогда морской черт разевает свою непомерно большую пасть. Вода с бульканьем устремляется в его глотку и затягивает в эту прорву обманутую рыбу. Желудок у рыбы-черт столь обширен, что в нем может поместиться животное почти таких же размеров, как и сам обладатель дьявольского чрева. Поднимаясь по ночам к поверхности, рыба-черт и спящих на воде птиц хватает, но нередко они застревают в его глотке.
Удильщиков из рыб-чертов около 10-12 видов. Некоторые длиной до 2 метров. Все чрезвычайно головастые: ‘/г и даже 2/з всей длины рыбы – голова. В Северной Атлантике у европейских и американских берегов живут на небольших глубинах, до 200 метров, в тропиках и во время нереста уходят глубже: до 400-2000 метров.
“Плодовитость самки рыбы-черт – 1,3-3 миллиона икринок. Икра выметывается в толщу воды в виде ленты, достигающей в длину 10 метров, в ширину 0,5 метра и в толщину около 4- 6 миллиметров. Крупные икринки… по одной или по две заключены в один слой и слизистые шестигранные ячейки, соединенные между собой” (В. М. М а к у ш о к).
Как только исследователи со своими драгами и тралами вторглись в черные глубины океана, они обнаружили там много родичей морского черта. Рыб этих назвали глубоководными морскими удильщиками (около 120 видов).
Первое время нигде не могли найти самцов этих рыб. Удильщиков мужского пола принимали за совершенно других рыб – так непохожи они на своих подруг. Всех самцов отнесли к семейству ацератид, в котором, кстати сказать, совсем не оказалось самок. А самки-удильщики числились в зоологической классификации под рубрикой церациоидеа (среди них не было самцов).
Это прискорбное недоразумение продолжалось до 20-х годов нашего века, когда неожиданно выяснилось, что крошечные рыбки ацератиды и есть “законные мужья” амазонок из группы церациоидеа. И самки невелики: 5-10, 20-40 сантиметров, лишь церации – до метра и чуть больше, а самцы порой в 5-6 тысяч раз (это по весу!) меньше своих подруг. Длина их – 1,4-4,6 сантиметра, редко, опять-таки у церации, 16 сантиметров.
Открыли и еще более поразительные вещи: самцы-карлики, оказывается, как найдут свою самку, сейчас же впиваются зубами в ее кожу. Держатся крепко, не отцепляются, куда бы она ни плыла, а вскоре прямо головой прочно прирастают к своей подруге. Губы самца и даже его язык срастаются с кожей самки (у этих рыб нет чешуи). Смыкаются в единую систему их кровеносные сосуды: по ним самец получает питательные вещества, которые приносит кровь самки. Собственный кишечник, челюсти, глаза у него атрофируются.
Во мраке океанской бездны в нужную минуту нелегко найти удильщику друг друга. Поэтому и обзавелись рыбы-удильщики “карманными” самцами. Удильщики всюду носят на себе этих “тунеядцев”, кормят их соками своего тела, но зато, когда в назначенный природой час надо будет разрешиться от бремени икры, самец всегда окажется под рукой, чтобы оплодотворить ее.
Как и у морского черта, на голове многих родичей удильщика (но только у самок!) растет длинная удочка – иллиций (от латинского “иллицио” – “приманивать”).
У некоторых удильщиков удочки, точно резиновые, могут растягиваться и сокращаться. На них дрожит приманка – небольшой шарик, в темноте он светится. Обманутая рыба, кальмар или рак бросаются на огонек и попадают в зубы рыболову.
Удильщики другого подотряда живут на коралловых рифах и в зарослях водорослей. С завидным терпением поджидают здесь в засаде добычу, которую приманивают уже известным нам иллицием, сгибая и разгибая его на манер червя.
Где-нибудь здесь же, в прибрежьях тропических морей (но и на больших глубинах тоже), а у нас в Черном море таким же примерно способом добывает пропитание похожая на бычка небольшая рыба звездочет. Зароется в песок так, что лишь глаза и рот торчат наружу, и выбрасывает изо рта нечто красное, червеобразное. Это видоизмененная нижнечелюстная дыхательная перепонка. Но жертвы звездочета – мелкие рыбы и креветки – этого не знают, кидаются как на червя. Конец известен.
(И.Акимушкин)
Загрузка... 
